1. «Душа его здесь!» - фоторассказ

 

2. Дмитрий и Антон, близкие друзья Алексея Фомкина

    А.: Мы в соседних домах жили, детьми ещё эти.. машинки на улице катали. Приходили потом домой, он бросал в раковину эти машинки. Потом мыл их, или мать мыла...

   Д: А я позже пришел. Но я вообще с ними не учился почти. Но с Фомой общались тесно, всегда.

Отец его всю жизнь работал на заводе "Динамо", которого уже не существует, всегда всё домой приносил, всё отдавал до копейки.

    Лёшка был их светом. Они его долго ждали, любили его во всех отношениях. Отношение к нему родителей было очень хорошее, всю жизнь. Вот сколько я знаю Лёшу, сколько я знаю отца, мать, они его любили, а он их любил.

    У меня о Лёшке воспоминания только лишь хорошие,  душевные. Вот я даже слова плохого, ничего не могу сказать.

    Да вот даже это помнишь, когда из окна-то, на съёмке кадр? Это он в школе что-то рассказывал, не помню уже, о чём была речь, то ли про Ералаш, то ли ещё про что-то. Как раз весна, окна раскрыты, четвёртый этаж. И что-то там кто-то возразил, а он: "Раз вы мне не верите, я тогда из окна упаду!" Мы тогда его вытаскивали... Нет, ну ему может и было по приколу, нам было тогда не по приколу. Это сейчас смешно вспомнить.

    А.: Собаку Лёха где-то на улице подобрал. Прикармливал её сначала, потом прижилась, к себе взял. Мы потом с его отцом поэтому часто встречались, потому что с собаками в одно и то же время гуляли.

    Д.: Это страшная собака была, кусачая, зверь! Она меня в дом не пускала. Батя её так воспитал. А она только его и слушалась. Мы когда к Лёшке приходили, Лёшка её на кухне закрывал. Я ему в дверь звоню, а сам дверь держу и кричу: "Лёх, убирай!" И он её на кухне закрывал. Такая зверюга страшная. Она меня кусала три раза.

    Вместе мы ходили в театральный кружок в ДК ЗИЛ. И у нас был новогодний праздник. Мы тогда с Фомой играли в "Снежной королеве". Я играл какого-то там пажа Снежной королевы, а он играл что-то типа там снежного ангела такого, с кудрями, воздушного. И тогда пришли проводить отбор на "Гостью из будущего". А мы все в костюмах, в гриме, выстроились в шеренгу. И они сразу: "Вот этот мальчик нам подойдёт." И так он туда попал.

    Ходили на охоту. Ой, это караул. Приехали во Владимир (в Безводное): я, Фома и его отец. Матушка готовит там, мы пошли на охоту на кабана. У Фомы и у отца берданки, а мне выдали винторез. Я вообще в первый раз.

Короче, встретили кабана. И погнали они его на меня. Мне страшно, мне реально страшно. Я и стреляю. А в глаз попасть не могу, попадаю в лоб. Он от этого еще больше звереет и бежит быстрее... 

Я не знаю, честно, как дальше получилось, я не помню, как. Короче, я помню, что вот я уже на дереве и стреляю вниз. А патроны закончились. И эти двое с двух сторон выбегают и начинают палками и криками его отгонять. Кабан испугался и убежал. Отец его говорит: "Ты не беспокойся, мы сейчас по крови его поймаем, застрелим..." Да мне по фиг уже, меня кто-нибудь отсюда уже снимите...

И вот мы с Фомой, он меня в дом почти заносит. И сидим, он меня успокаивает: "Ты угомонись, успокойся, всё прошло". А я сижу и винторез этот всё отпустить не могу.

Это был мой первый раз.

    А.: И последний (смеётся).

    Д.: Да последний, конечно. Часто ли они ходили на охоту, понятия не имею. Я с ними больше не ходил.

    Там же было с колодцем. Решили с Фомой: "Давай поставим брагу!" - "Давай!" - "А давай прямо вот в колодце и поставим!" - "А давай!"

А я откуда знаю, как ставить брагу, я откуда это знаю?

Ну он раз - и закрыл. И вся цистерна эта взорвалась, вместе с колодцем.

И потом мне Фома позвонил, говорит: "Дима, ты знаешь, мы ведь тут всю деревню на уши поставили!" Я говорю: "Ну что, то есть мы браги теперь не попьём?

    А потом вот ещё было. На киностудии Горького хотели снимать фильм про военных камикадзе. Потом так его и не сняли.

И вот, пришли мы с Фомой на кинопробы. Он на пробы, а я просто так, в дверях постоять. А волосы тогда до плеч у нас были, у всех. Да, и у Фомы тоже, вот прямо до плеч висели.

Ну да, мы тогда вроде как были эти, как их там… рок, хэви… Слушали... Judas Priest точно, Kiss – ну это Фома, я нет, Ролинги - это вообще классика…

И вот там на пробах его одевают в это обмундирование, а волосы-то торчат. Он сидит на стуле, что-то там лыбится, не видит. Там с боку один к нему подходит, говорит: "Смотри туда", а сам достаёт ножницы, огромные такие, ими овцу резать можно. Я еле успел руку перехватить, вломил ему и кричу: "Фом, пошли отсюда!" А он и не увидел: "А что такое, что случилось?" - "Да тебе волосы хотели отрезать!" - "Что? Мне волосы? Да я за волосы! Я столько их отращивал!"

И короче развернулись и ушли с этих проб. А они фильм так и не сняли. Позже вышел этот, который "Сволочи", но уже не то совсем.

Потом в армии его уже постригли, наверное, я и не помню…

    Я ещё вот что скажу. Сценарий фильма "Плюмбум или опасная игра" был написан под Фомкина. И его на этот фильм ждали, но он как раз в этот момент попал в больницу. И взяли другого актёра вместо него.

В больницу я Лёхе сам лично передавал пряники с ананасами на верёвке через окно, потому что к нему не пускали, а я не мог человека в беде оставить.

Никогда в жизни больше после этого он не лежал ни в каких больницах, вообще нигде, точно знаю.

    А.: Вот он на вид был вроде бы невзрачный, скажем так, но при этом вниманием у женщин пользовался всегда. Вот почему, не понятно. Не потому, что звезда, а сам по себе, как человек как-то к себе располагал.

    Д.: При чём вот мы в те года, мы вот так не могли располагать. Ну тоже, конечно, располагали как-то, но не так. А он своим шармом, харизмой, у него вот что-то своё было, какие-то свои флюиды, так что это всегда... Ну не то, чтобы за ним бегали, извините, иногда и он бегал. Была у нас одноклассница, ну как красивая, ну хороша собой, конечно.  У них никогда ничего не было, что интересно. Он за ней очень бегал, а она… так, игралась, ну то есть драконила парня.

    Вот бывало пойдём на дископляски в этот самый ДК ЗИЛ. А там же у нас постоянно равновесие, кто кого, каждый раз дракой всё кончалось. Все собирают на себе тумаки. А Фома потом: "Ребят, вам водички принести?" И всегда он вот такой, с чистой монетой. 

Утром выходим: у меня на одном глазу тумак, у Антохи на другом. А Фома как будто там и не был. Никогда в жизни он не был побит, вот насколько я его знаю, никогда в жизни. Вот Антоха не даст соврать.

    А.: Да, конечно, никогда. Знаешь, когда человека нет уже, можно наговорить про него, что угодно, он уже не возразит. А мы-то помним, как было.

    Д.: Это не его стезя, он пацифист. Никогда никакой агрессии от него не было, это не надо ему. Да даже в Кожухово.. Нет, он может впрячься, когда уже... после, под раздачу, когда уже все в мусоровке, либо там водички принести, либо ещё что. А так как какая заварушка, почему-то всегда бах - и нет его.

    А.: По-английски исчезал. Вроде он был, вроде его и нет.

    Д.: А мы с Антохой за него всегда отдувались (смеются).

    Да не знаю, что он там хотел от жизни. Дайте спокойно жить, вот и всё. Я там могу находиться, значит, буду. Не могу - не буду. Ему с этими съёмками не дали закончить школу. Я так думаю, что и со справкой его выпустили, потому что кто-то из учителей ему завидовал.

    А.: Ну конфликтов с учителями у него не было, но были такие, которые недобро так на него смотрели...

    Д.: На улицах его узнавали иногда. А он часто отнекивался вообще. Помню, подошли к нему три барышни: «А это вы Коля Герасимов?» - «Не, не я, вы что, я Алёша Фомкин...» Иногда я его отмазывал, ему это вообще не надо было, а я балабол был, мог зубы заговорить.

Нет, может быть ему и было в душе это приятно, в чужую душу не залезешь. Но внешне никак он никакой звёздной болезни не выказывал, вот совсем никакой. И если кто что скажет, то не верь.

    А один раз в кино пошли, прогуливали ещё что-то, точно помню. Сеанс был утренний, народу-то и не так много. И подошёл парнишка: «А это вы Коля Герасимов?» - «Ну а чего надо-то?» - «Мне вот автограф на билете…»

И всё, так мы кино и не посмотрели, потому что весь зал выстроился к нему за автографом. Я такое в первый раз видел. Вот тогда я понял, что это ну уже как-то ненормально.

    Вот эта фотография – это мне оператор на съёмках фильма «На своей земле» дал. Я тогда туда приехал к ним, жили мы в одном номере.

Хороший фильм, очень, жалко, редко его показывают. И фотография эта – единственная фотография Фомы, которая у меня осталась.

Ещё скелеты эти в фильме, это настоящие скелеты фашистов были. Их из Питера привезли и расставляли там, надели на них мундиры. Только такая чушь. Ведь по сценарию это 46 год был, какие скелеты, там ещё не успело бы истлеть ничего…

    А потом проводили мы Фому в армию, а после я первый раз присел… Он мне письма писал постоянно и вообще очень меня поддерживал. Уж не знаю, чем я ему обязан, что так он ко мне относился…

Вот ничего плохого не могу сказать, ни единого слова. Только хорошее я от него видел, всегда.

    Жену я его знал. Мы как-то на Коломенской встретились, он с какой-то дамой. Познакомились, пошли на шашлыки. А потом они ко мне приезжали, он сказал: "Это моя жена." Потом оказалось, что ещё не жена, но он сказал: "Я хочу на ней жениться."

Она сама не старше, она даже младше Лёхи была. Он любил её безумно, просто безумно. Всё время, сколько помню.

    Тут они и поженились, и тут жили в квартире вместе с его родителями в этой трёшке на бульваре. Они в одной комнате, родители в другой, бабушка в третьей. Ну бабушка потом преставилась быстро…

Из его семьи никого на свадьбе не было. Мать дома готовила стол, отца не было. И никого больше с его стороны, совсем.

Когда они потом по Владимир, это я не знаю даже…

    Я когда в последний раз его видел, он в Москву приезжал. Мы с ним сидели, я ему говорю: "Слушай, оставайся здесь, у тебя есть, где жить, да можешь хоть вот у меня остаться, да где угодно, что тебе там?" А он: "Ты дай мне денег на билет до Владимира и на макароны хотя бы". А у меня денег не было никогда...

Так и уехал. Это я в последний раз его видел.

    О смерти даже не хочу говорить, больно мне это.  На похоронах я не был. На могиле был один раз, давно.

    Лично для меня он всегда был человеком с большой буквы. Я его настолько люблю и уважаю. Он существует у меня в душе.

    Да потому что добрейшей души человек, никогда ничего плохого от него не видел. Не знаю, само по себе отношение к людям. Даже вот приоритеты, пусть они мелкие, но они добрые. С его стороны всегда он чтил дружбу, всегда он чтил свою мать, своего отца. Иногда бывает что-то накатит, я всегда его вспоминаю, какие-то его казусы, разговоры.

    И то, что говорят про Лёшку плохого, никогда не слушай и не верь. Лёшка был очень хороший парень, он был настолько добрым, нежным и ласковым. Даже с женщинами, ну я не знаю, как он там с женщинами обращался, но все женщины от него были в восторге.

    Для меня он всегда  остаётся живым, как будто вот он сейчас подойдёт и сам за себя всё скажет. Хотя никогда бы не подошёл и не сказал, потому что не в его это манере. Никогда он на жизнь не жаловался, не выносил сор из избы, не говорил про себя ничего. Да, всё-таки был закрытым человеком, даже с нами, с самыми близкими друзьями. Таким, которого не откроешь никак. Ему это не надо было. Вот есть его личное, а есть общественное. И никогда он это не смешивал, границу держал.

    Тяжело... Зря ты его вспомнила... Хотя и не зря, спасибо, хоть кто-то о нём вспомнил, хоть кто-то помнит.

 

 

3. Сергей, сослуживец Алексея Фомкина (на фото нет)

     

    С Алексеем мы служили вместе, в одной роте, в одном взводе. Познакомились на призыве еще. Работали там в стройбате, строили Ангарский завод. (Мне раньше писали, что в стройбат Алексея определили за тунеядство, то есть за то, видимо, что не числился нигде на момент призыва)

    Сразу, конечно, дали ему кличку Милафон, так и звали всё время.    

    Был он весёлый, прикольный, всех смешил, мне с ним было интересно. Нет, не замкнутый абсолютно, нормальный.

    Всякое бывало, в домино играли, в карты, хулиганили там, один раз командира послали, потом вместе "на губе" сидели (гауптвахта, вид наказания), вообще частенько приходилось там бывать.
    Ну может было к нему чуть более лояльное отношение, все-таки знаменитость в то время, но не особо, везде он был со всеми.
    Самодеятельности особой не помню, был там музыкальный взвод, на построении оркестр играл, вот он там на гармошке вроде.
    Как-то спрашивал его про фильм, про девочку эту. Он сказал, что ничего про неё не знает. А про себя сказал что-то, что режиссёр его запорол, а дальше он уже не пытался ничего.
    О себе вообще мало рассказывал, да я как-то и не расспрашивал.
    Талантливый, конечно, он был, это точно. И в фильме этом хорошо сыграл, и вообще.
Рисовал хорошо. Портреты, пейзажи, да я не помню точно, но много, и получалось у него вот как-то ухватить, вот это он умел. Ручкой, карандашом, красок там не было, конечно. (Сергей сам рисует, и картины его продаются, то есть, человек понимает, о чём говорит).
    Потом после армии видел его еще раз в Москве, случайно встретились, с девушкой какой-то. Он тогда жил где-то в районе Дубровки, Автозаводской.
    А потом уже в передаче слышал, что он трагически погиб.

 

 

4. Андрей, сосед Алексея Фомкина во Владимире

    
     Я тогда школу заканчивал, он примерно в это время появился. Мне кажется, около года он там жил, не больше. Значит, 95 год это был.

    Он кстати и не афишировал, что он актёр. Вообще замкнутый был какой-то, спокойный, я б его даже аморфным назвал.

    Жил с женой Леной, а у неё сын был Димка, тогда 2-3 класс примерно. 
    Я с Алексеем один раз общался. Ну, чтобы посидеть, поговорить. В основном как сосед. Мы его Колей звали.
    Вроде как раз лето 95 было. Жара страшенная, ночью не спалось. Мы с братом почти под утро уже вышли на лавочке у подъезда посидеть, помню, что светало. Сидели, трепались, он к нам и вышел. Спросили его, он или не он снимался. Тогда он нам и сказал, что зовут его не Коля, а Алексей. Пиво вместе пили. Про дом в деревне рассказывал. Сетовал, что зря в город приехал, в такую жару. 
    Единственное, что я помню, что ему очень в деревне нравилось. Он хотел там хозяйство завести. В эти годы у нас с едой не очень хорошо было. Ещё говорил, что Лену упрашивал ехать и сына там воспитывать.
    В основном разговаривали про Ленку и про Димку. Жаловался, что Ленка не даёт сына воспитывать, что от рук совсем отбился. Достало его, что вечно шалман какой-то, и что пить надоело.
    А о том, что он в том пожаре погиб, мы узнали только через неделю. Все думали, что он уехал давно, так как на глаза особо не попадался.
    А Лена с сыном через полгода где-то после пожара оттуда уехали. Квартиру разменяли на дом в деревне.